В этот миг раздался крик Юхи.

– Назад, барыня!

Но при этом он смотрел на хозяина и показывал ему рукой в другую сторону. Маша поняла возглас Юхи, а вот Генрих нет, он среагировал на его жест. Барон машинально обернулся, ослабив тиски рук. Маша отпрянула назад. И в это мгновение Юха с ужасным воем рванулся вперед, сбил с ног Генриха, и оба полетели вниз с обрывистого берега.

Маша со стоном упала без сознания.

К Аглае Францевне бегом приближался садовник. Он находился в одной из лодок, посланных на поиски. Люди с этой лодки видели, как с крутого берега острова Ловушка упали два человека. Хотели подойти к берегу и помочь, но безуспешно. Они также видели лежащее поодаль тело. Наверное, это была Мария Ильинична, платье похожее. При этом известии Елизавета Дмитриевна громко вскрикнула.

– Вот что, сударыня. Прикажите снарядить еще лодку, дайте мне людей, я выйду в море, – решительно заявил Сердюков, обращаясь к хозяйке поместья.

На веслах он в последний раз сидел в гимназические годы, но это его не смущало. Настораживало иное. Никто из людей не желал в такой сильный шторм рисковать собой, отправиться на эту чертову Ловушку, чтобы, скорей всего, забрать там бездыханные тела. Наконец согласились садовник и конюх. Решено было, что полицейский пойдет в первой лодке, а они следом, на всякий случай, чтобы забрать по возможности всех.

Когда мыза уже скрылась из виду и страшный остров был, казалось, совсем рядом, ветер вдруг стих, как по команде. Вода успокоилась и превратилась в ровную, гладкую, как зеркало, поверхность. Константину Митрофановичу оставалось только дивиться метаморфозам природы.

– Везет вам, ваше высокоблагородие! – крикнули из соседней лодки. – Теперь подойти к берегу раз плюнуть, не то что надысь!

В полосе прибоя Сердюков увидел два изуродованных тела, которые мотало среди камней, швыряло, било. Спутники полицейского признали хозяина, барона Генриха, и Юху. Не сразу, но все же им удалось втащить тела в лодку. Маша лежала на берегу. Глаза ее были закрыты, и поначалу Сердюков решил, что она тоже мертва, но когда он наклонился к ней, то почувствовал биение жизни. Он побрызгал ей в лицо, но женщина не приходила в себя. Сердюков поднял ее на руки и поспешил к лодке.

Она открыла глаза, посмотрела на склонившееся над ней незнакомое лицо и снова потеряла сознание. И только уже в поместье, в своей постели, рядом с матерью, она пришла в себя окончательно. Увидев, что дочь очнулась, Стрельникова перекрестилась и поспешила за Сердюковым.

– Мама! – удивилась Маша. – А где… – Она запнулась.

– Твой муж погиб, погиб и Юха. Полицейский следователь нашел обоих, их привезли вместе с тобой. Если бы не он, ты бы пропала.

«Если бы не Юха, Юха-Без-Уха, – подумала про себя Маша. – Царствие ему небесное!»

Вошел Сердюков. Поздоровался, представился. Маша поспешно пошарила за пазухой и достала смятый комочек. Полицейский развернул его. Буквы почти расплылись, но кое-что еще можно было разобрать. Маша сбивчиво, волнуясь и подавляя желание разрыдаться, рассказала ему подробности побега, описала место, где они нашли останки Теодора. Теперь необходимо было снова отправляться на проклятый остров, чтобы вывезти тело барона и на месте собрать доказательства преступления Генриха.

– Вы нашли только моего мужа и Юху? – тревожно спросила Маша. – А тело Михаила Колова? Он должен быть погребен по-христиански!

– Не беспокойтесь, Мария Ильинична! Я торопился скорей доставить вас домой, боясь за вашу жизнь. Потому и не искал тела господина Колова.

Маша в изнеможении упала на подушки, слезы полились сами собой. Она снова, во второй раз переживала смерть Миши! Мать хлопотала вокруг нее. Удивительно, но после всего, что довелось пережить, она тем не менее не простыла и не заболела. Но как может чувствовать себя женщина, на глазах которой погиб любимый человек и которая сама была на краю гибели! Обрадованная чудесным спасением, Елизавета Дмитриевна ни на шаг не отходила от дочери.

Аглая Францевна тоже находилась рядом со своим сыном. Вместе с Кайсой они обмывали тело Генриха, одевали его и готовили к погребению. Уже послали за священником и гробовщиком. В тот миг, когда она увидела его, в ней что-то надломилось и она точно заледенела. Кайса с опаской поглядывала на хозяйку. Чудно, единственный сын погиб, а она ни слезинки не проронила! Аглая Францевна пребывала словно во сне. В этом сне снова явилась в дом чудом спасшаяся невестка. В этом сне высокий белобрысый полицейский что-то нудно и долго говорил ей о покойном муже. Нашли тело Теодора? На острове? Прикованного к стене? Сын – убийца? Письменные доказательства? Нет, это немыслимо. Немыслимо больше терпеть всех этих людей, которые не понимают, что для нее теперь все равно, кто убил мужа. Какая разница – убивал или не убивал Генрих. Ведь Генриха теперь самого нет. Генриха нет! Это невозможно! Так не должно быть!

Она с величайшей нежностью провела рукой по его изуродованному лбу. Притронулась к губам. Милый мальчик. Ты так и не познал истинной любви. Она не дала тебе того, чего ты жаждал. Плохая жена, недостойная тебя! Ты так мучился в этом негостеприимном мире. Но ничего, теперь ты успокоишься среди своих чудесных фантастических образов. Иди к ним. Они ждут тебя, и я последую за тобой. Ненаглядный мой сынок, никто не любил тебя, кроме твоей матери!

Она поцеловала его, спокойно вышла и спустилась в подвал. Все это время под ногами вертелся Лайен, скулил, стонал, подвывал, пытался встать на лапы и приблизиться к хозяину. После ухода баронессы собака замерла на полу, охраняя последний сон своего господина.

Дворник, садовник и Сердюков битый час ломали крепкую дверь подвала. За ними толпилась прислуга. Наконец, одна из дубовых досок треснула, дверь поддалась и со скрипом отворилась. Полицейский ворвался внутрь, освещая путь лампой. За ним поспешила и Маша. Они сразу увидели баронессу. Аглая Францевна сидела в высоком кресле, выпрямив спину и гордо подняв аккуратно причесанную голову. Ее высохшие руки, украшенные кольцами, лежали на коленях. Она смотрела вперед, и торжественное выражение ее лица поразило Машу. Ей было жаль свекровь, она смутно восхищалась этой женщиной, столь самоотверженно любившей свое безумное чадо. Аглая Францевна не подавала признаков жизни, хотя при ней не было обнаружено ни следов яда, ни смертельного укола. Складывалось впечатление, что она просто села, сложила руки и призвала смерть.

Сердюков отошел от покойной и посветил по сторонам. Со всех сторон на него глядели огромные глаза странных мистических существ. Их тела, позы, краски были неописуемы. Они жили в непостижимом и притягательном мире, где теперь очутился и их создатель и куда поспешила его мать. А со двора несся протяжный жуткий собачий вой.

Пережив столько ужасных потрясений, похоронив мужа, свекровь, Юху, Маша хотела навсегда покинуть Сиреневую виллу. Но одно обстоятельство поколебало ее решение. Тела Миши не нашли. Когда полицейский сообщил ей об этом, она не поверила своим ушам. Ведь он оставался там, на берегу, за высоким камнем. Обшарили весь остров. Нет, как и не бывало! Может, он все же остался жив, может, случилось чудо, и он выбрался с острова? Подобрали случайные рыбаки? Нет, отвечал голос разума, не мучай себя напрасной надеждой. Сама же видела, как ужасна была рана, как похолодело тело, застыл взгляд. И все же надежда умирает последней. А если Колов вернется, где он будет ее искать? Поэтому Маша не уехала ни через месяц, ни через полгода. А там пришла пора решать, кем будет малыш – Стрельниковым, Коловым или наследником имения бароном Корхонэном. По закону теперь она, Маша, и ее будущий ребенок являлись единственными наследниками титула, поместья, денег. Поначалу Маша даже и думать не хотела о том, чтобы продолжать носить ненавистное ей имя. Но разумная Елизавета Дмитриевна постепенно внушила дочери мысль, что теперь, когда нет уже на свете ни Михаила, ни Генриха, какой прок наказывать себя. Кому тогда пойдет имение? В казну? Да и чем провинилось невинное, еще не родившееся дитя. Маше противно было слушать подобные увещевания матери, но она понимала, что все же ей придется смириться с прозой жизни. Елизавета Дмитриевна, наконец, зажила, как мечтала. И Маша с грустью думала, что ж, пусть хоть маменьку порадуют эти богатства! Молодая баронесса теперь распоряжалась в доме как полновластная хозяйка. Своей правой рукой она естественно сделала Кайсу, повысив ее до звания домоправительницы. И старинный дом, и глухой лес вокруг, и остров-сад с затейливым мостом, и крутой берег – все теперь принадлежало ей. Но ничто не радовало Машу. Слишком высокую цену заплатила она за это великолепие. Не раздумывая ни единого мига, она бы отдала это все разом, только бы Миша был жив. Евдокия Осиповна Колова каждый день молила Бога, чтобы он послал ей весточку о сыне. Но Господь не слышал ее молитв. Миша исчез из дома неожиданно, оставив письмо, из которого Коловы мало что поняли. И вот ни слуху ни духу. Даня тем временем благополучно провалил экзамены, был исключен из гимназии, не закончив курса, и теперь работал приказчиком в галантерейной лавке. Ганя же еще грыз гранит наук, но дела его были столь же плохи, и он явно должен был последовать за братом. Родители Коловы сокрушались, был один толковый сынок, да и тот пропал. Бедность глядела на них из всех углов. Евдокия Осиповна постарела, а ее муж и вовсе превратился в дряхлого старика.